Кострома
Кострома
Древние славяно-русы почитали богиню Кострому. Есть версия, что именно от него и происходит название известного русского города на Волге. За последние десятилетия исторической наукой обобщен и осмыслен поистине необъятный материал о языческих верованиях наших предков. Огромная роль в этом принадлежит академику Б.А. Рыбакову, благодаря трудам которого, в первую очередь, книгам “Язычество древних славян” (1981 г.) и “Язычество древней Руси” (1987 г.), мы знаем славянское язычество намного лучше…Объектом изучения историка, в частности, была и языческая Кострома. Отметив, что “античная мифология, представляющая по существу контаминацию множества древних локальных племенных мифов, постоянно служит неким общим мерилом, при помощи которого легче определяются и классифицируются мифы других народов”, Б.А. Рыбаков подробно развил высказанное в конце XIX века А.С. Фаминцыным предположение о том, что славянской Костроме соответствует в древнегреческой мифологии Персефона (у римлян — Прозерпина), дочь богини Деметры и Зевса. Как известно, Деметра — богиня земледелия и плодородия, научившая людей, как считали древние греки, плодородию. Само ее имя обычно переводят как “Мать-Земля”. У Деметры была дочь от Зевса — юная Персефона, которую полюбил брат Зевса, владыка подземного царства Аид. Однажды, когда Персефона собирала цветы на лугу, земля разверзлась, вылетел на своей колеснице Аид, схватил прекрасную девушку и унес ее в подземный мир, где она стала его супругой. Узнав о похищении дочери, Деметра погрузилась в неутешное горе и ушла с Олимпа. С этого времени на земле прекратилось рождение и рост растений. Листья на деревьях завяли и облетели. Трава поблекла. Бросаемые в землю семена не прорастали. Люди умирали от голода и перестали приносить жертвы олимпийским богам. Зевс несколько раз посылал к Деметре гонцов, уговаривая ее возвратиться на Олимп и вернуть земле плодородие, но она ни о чем не хотела слышать, пока Аид не отпустит Персефону. Тогда Зевс послал к Аиду бога Гермеса, который передал владыке царства мертвых строгий наказ Зевса вернуть Персефону матери. Аид был вынужден подчиниться. Однако, оказалось, что Персефона съела в саду подземного царства несколько зерен граната, а вкусивший пищу мертвых уже не мог возвратиться в мир живых. Посовещавшись, боги приняли компромиссное решение: треть года Персефона должна была жить с Аидом, а две трети — на земле. Обрадованная Деметра вернула плодородие земле, и снова все пробудилось и расцвело. Но каждый год Персефона, которую греки стали почитать как богиню плодородия и подземного царства мертвых, возвращается в мир Аида. И вся природа ежегодно, вместе с Деметрой, горюет об ушедшей. Желтеют и опадают листья, отцветают цветы, нивы пустеют, наступает зима. Природа спит, чтобы проснуться весной, когда вернется к своей матери из мрачного подземного царства Персефона. Сопоставление античной Персефоны со славянской Костромой дало возможность правильно понять смысл обряда “похорон Костромы”, совершавшегося нашими предками. Б.А. Рыбаков пишет, что этот обряд проводился “в то время, когда хлебные злаки уже созревали, когда первичное зерно, посеянное в землю, уже отдало всю свою силу росткам, начинавшим колоситься. Персефона сделала свое дело — дала жизнь новым колосьям, теперь она может вернуться к Аиду. Это не праздник урожая, не торжествоземледельцев, собравших спелые колосья (до жатвы остается еще более месяца), а моление о том, чтобы старая вегетативная сила весеннего ярового посева перешла в новые, созревающие, но еще не созревшие растения, передала бы им свою ярь. Поэтому во время зеленых святок наряду с женскими персонажами выступает Ярило, фаллическое чучело которого тоже хоронят”. Б.А. Рыбаков отнес обряд “похорон Костромы” к обрядам умилостивления подводно-подземных сил. Он пишет: “Все фрагменты и отголоски славянских обрядов сводятся в единый комплекс: у древних славян, как и у античных греков, существовал обряд умилостивления божеств подземного мира, влияющего на плодородие путем принесения жертв, бросаемых в воду. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян, с. 377. Обряды, связанные с “метанием в воду” жертв божеству подводно-подземного мира, непосредственно связанному с плодородием почвы, а, следовательно, и с урожаем, проводились в середине лета на семик, на Купалу*, когда хлеба начинали колоситься и окончательный хозяйственный результат сезона не был еще ясен. В этих обрядах переплетались мужское, оплодотворяющее начало и женское, вынашивающее и рожающее… В славянских обрядах мы знаем и похороны Ярилы как олицетворение мужского начала, уже давшего новую жизнь и потому ставшего бесполезным, и похороны Костромы, Купалы, изображения которых, одетые в женскую одежду, провожали похоронным плачем, а потом топили в воде” (50). Автор полагает, что “утопление Костромы должно типологически соответствовать уходу Персефоны-Прозерпины в подземный мир…”. Б.А. Рыбаков пишет: “Во временных трансформациях обряда кукла Костромы (…) заменила собой (…) жертву, человеческую жертву, приносимую в благодарение этим природным силам и их символам. А жертва приносилась не самим этим силам сезонного действия, а постоянно существующему повелителю всех подводно-подземных сил, содействующему плодородию, т.е. Ящеру, Аиду, Посейдону”. Образ Костромы в представлении наших предков был неотделим от образа Ярилы, “похороны” которого, как известно из этнографии XIX века, происходили почти одновременно с “похоронами” Костромы. Б.А. Рыбаков характеризует Ярилу как “славянского Диониса”. Напомним, что античные греки представляли себе Диониса, сына Зевса и богини земли Семелы, как прекрасного юношу, почитаемого ими не только как бога виноделия, но и как бога растительности и производительных сил природы. Б.А. Рыбаков пишет: “…широко распространенные в России “похороны Ярилы” в дни летнего солнцестояния отражают важнейшую аграрную фазу: полное отмирание старого зерна-семени, брошенного в землю весной, и вызревание новых зерен на колосьях. Похороны Ярилы никого из участников обряда не огорчали. Сущность была в том, что хлеба уже начали колоситься, посеянное зерно успешно выполнило свою функцию и породило зерна нового урожая. “Ярость”, “ярь” Ярилы была уже не нужна, и кукла, изображающая старика с огромным фаллом, погребалась весело, со смехом, с непристойными шутками и притворным плачем”. Эта неразделимая связь образов Ярилы и Костромы приводила иногда к досадным ошибкам. Такой большой знаток русского быта вообще и, в частности наших древних верований, как П.И. Мельников-Печерский (1819-1883 гг.) в своем романе “В лесах” очень грубо ошибся, определив куклу Костромы, приготовляемую к утоплению в воде, как “чучело Ярилы из соломы” (55) . Как мы увидим ниже, из данных этнографии хорошо известно, что чучела Костромы и Ярилы были совершенно разные: Кострому изображала женская фигура в сарафане, а Ярилу — мужская фигура с большим фаллосом. П.И. Мельников-Печерский сам противоречит себе, говоря о Яриле и в то же время описывая, как соломенную куклу Костромы одевают в “нарядный сарафан недавно вышедшей замуж молодицы”. Правильно указав, что “похорон” было двое, он неверно определяет их как “первые” и “вторые” похороны Костромы, в то время как на одних похоронах погребали Кострому, а на других — Ярилу. Вероятнее всего, что наши предки почитали Ярилу как бога земледелия и плодородия, а также бога-воина. По аналогии с тем, что отцом античного Диониса был Зевс, можно полагать, что отцом Ярилы являлся Перун. Одни исследователи полагают, что в христианскую эпоху Ярилу заменил великомученик Георгий Победоносец, но более вероятным представляется, что позднее древнее божество плодородия стало известно под полухристианским-полуязыческим именем Ивана Купалы. Как ни странно, в литературе существует сомнение в том, что Кострома являлась для древних славян божеством. Б.А. Рыбаков в обоих своих трудах смотрит на это по-разному. Если в “Язычестве древних славян” он писал, “что если у славян и не было богини Костромы …, столь же персонифицированной как греческая Персефона, то, несомненно, был очень древний и общеславянский комплекс представлений о божестве растительной силы, ежегодно рождавшейся и ежегодно умиравшей”, то в “Язычестве древней Руси”, он уже замечает, что “правы исследователи, отрицающие существование представлений о божестве Костроме”. Однако, последнее утверждение вызывает удивление. Ведь в божественном “статусе” Ярилы никто не сомневается, а Ярила неразрывно связан с Костромой и оснований сомневаться в ее не менее высоком иерархическом положении в языческом пантеоне наших предков у нас нет никаких. Думается, что совершенно прав был А.Н. Афанасьев, писавший: “Некоторые из наших ученых видят в именах…Ярила, Костромы только названия летних праздников и ничего более. Но если принять в соображение, что фантазия младенческих народов любила свои представления облекать в живые, пластические образы, что это было существенное свойство их мышления и миросозерцания, что самые времена года казались уму древнего человека не отвлеченными понятиями, а действительно божествами, посещающими в известную пору дольный мир и творящими в нем те перемены, какие замечаются в жизни, цветении и замирании природы, — то несостоятельность вышеуказанного мнения обнаружится сама собою” . Скорее всего, по аналогии с Персефоной Кострома была для древних славян богиней плодородия и подземного царства мертвых. Рыбаков А к кому ежегодно уходила наша славянская Персефона — Кострома? Кто у древних славян был аналогом античного Аида? Ответить на данный вопрос совсем не трудно, т.к. этот персонаж славянской мифологии хорошо знаком всем нам с детских лет. Б.А. Рыбаков отмечает, что “очень близок к греческому Аиду-Плутону, царю подземного мира мертвых”, наш Кащей Бессмертный. Вспомним, что излюбленным занятием Кащея в сказках является похищение девушек, которых он какое-то время держит в своем дворце. А когда именно происходили “похороны” Костромы, т.е. ее ежегодный уход в мрачное царство Кащея Бессмертного? Б.А. Рыбаков, не сославшись на источник, пишет, что “похороны Костромы” происходили “неделю спустя после летнего солнцестояния, на Петров день, 29 июня”. Однако, он сам тут же признает, что в “календарной приуроченности обрядов еще много неясного и нерешенного”. Вероятнее всего, в древности и у Костромы, и у Ярилы были точно определенные календарные даты их “похорон”. Однако, после принятия христианства “похороны” оказались привязанными, чаще всего, к переходящим, т.е. не имеющим определенной даты, православным праздникам. К тому же в разных местах России “похороны”, по-видимому, приурочивали к разным христианским праздникам. Например, “похороны” Ярилы, как правило, происходили в праздник Всех святых, отмечаемый в первое воскресенье после Святой Троицы, после которого начинается Петров пост, предшествующий Петрову дню (29 июня-12 июля). К тому же, иногда “похороны” Костромы и Ярилы не различают между собой, от чего в литературе происходит путаница. Так, П.И.Мельников-Печерский в романе «В лесах» дает сводку дат, когда в разных местах совершали “похороны” Костромы, смешав их вместе с “похоронами” Ярилы, принизив тем самым ценность этой сводки. Он пишет, что “похороны” Костромы (бывшей, по его мнению, как мы помним, — “соломенным чучелом Ярилы”) происходили: “… в Казанской губернии — накануне Троицына дня; около Владимира и Суздаля, а также в Пензенской и Симбирской губерниях — в Троицын или Духов дни; в Ярославской и западной части Костромской губернии в воскресенье Всех святых, а местами в Петров день; в Тверской губернии — в первое воскресенье Петрова Поста; в других местах Великой России, а также в Малороссии — 24 июня; в восточной части Костромской губернии, местами в Нижегородском Заволжье и в Вятской губернии — в Петров день” По нашему мнению, “похороны” Костромы совершались немного раньше, чем “похороны” Ярилы. Ведь и в наших сказках сперва Кащей Бессмертный похищает девушку, а уж потом вслед за ней отправляется в Кащеево мертвое царство мужественный Иван-царевич. Вообще, образ Костромы, безусловно, оставил большой след в русском фольклоре — сказках и былинах — и она хорошо знакома всем нам с детства, хотя и не под своим “историческим” именем. Можно уверенно предполагать, что большинство русских сказок, в которых положительный герой, найдя смерть Кащея Бессмертного, спасает похищенную девицу, повествуют именно о спасении из Кащеева царства Костромы. Положительный же герой, чаще всего именуемый Иван-царевич, это — конечно, Ярила. Вспомним знаменитый сказочный эпизод — Иван-царевич с красной девицей верхом на Сером волке уходят от погони. По нашему мнению: Иван-царевич — это Ярила, девица — Кострома, а Серый волк — это, вероятнее всего, ипостась бога Велеса. К сожалению, нам неизвестны источники, прямо говорящие о том, что Ярила посещал Кащеево царство. Однако, если мы обратимся к мифам об античном аналоге Ярилы — Дионисе, то увидим, что Дионис спускался в подземное царство Аида, что бы вывести оттуда свою мать Семелу. Образ Костромы сохранился в русском былинном эпосе. В 1872-1874гг. при археологических раскопках богатого княжеского кургана Черная Могила в Чернигове был обнаружен знаменитый ритуальный турий рог с серебряной оковкой, украшенной различными изображениями. Еще в в начале 50-х гг. ХХ века Б.А. Рыбаков определил, что на роге изображен один из ключевых сюжетных моментов былины “Иван Годинович”. В этой былине рассказывается о том, как один из богатырей киевского князя Владимира Иван Годинович посватался к Анастасии Димитриевне, дочери торгового гостя Дмитрия. Оказалось, что Анастасия уже просватана за царя Афромея Афромеевича (в некоторых вариантах он прямо именуется Кащеем), однако Иван Годинович увез ее из-под носа приехавшего царя. Афромей Афромеевич догнал его, они стали бороться, и в этой борьбе Анастасия Димитриевна помогала царю. Победив Афромея Афромеевича (в одних вариантах Иван Годинович взял его в плен, в других — убил, в третьих — царь погиб, пораженный собственной стрелой, пущенной в богатыря), Иван Годинович расправился с коварной Анастасией Димитриевной (66) . Причем, как пишет одна из лучших знатоков былинного эпоса А.М. Астахова, во многих вариантах этой былины расправа “происходит всегда у воды”. Анализируя былину, Б.А. Рыбаков сделал очень важный для нашей темы вывод о том, что Анастасия Дмитриевна, чье имя по-гречески означает “воскресение” (в разных вариантах былины отчество героини может меняться, но имя Анастасия, как правило, остается неизменным), является завуалированным образом Костромы. Он отмечает, что “точная передача греческого мифологического имени Персефоны именем Анастасии …, обозначающим “возрождение”, “воскресение”, … точно соответствует мифологическому образу Персефоны, богини весеннего возрождения природы” . Б.А. Рыбаков пишет, что и отчество Анастасии — Дмитриевна — не случайно, т.к. “былина только приноровила происхождение дочери к русской системе обозначения не по матери, а по отцу”. На основании всего этого Б.А. Рыбаков делает вывод о том, что славянской Персефоне в христианском пантеоне соответствует святая мученица Анастасия . Как известно, в христианскую эпоху богов древних славян обычно заменяли соответствующие христианские святые, на которых переносились многие черты их языческих предшественников. Как признается всеми исследователями, языческому Перуну соответствует святой пророк Илья, а в былинном эпосе Перуна заменил Илья Муромец (в античной же мифологии аналог Перуна — это, конечно, Зевс Громовержец). Следовательно, если языческой Костроме в античной мифологии соответствует Персефона, а в былинном эпосе — Анастасия, то логично полагать, что в христианском пантеоне ей соответствует святая Анастасия (о конкретном выводе из этого положения — чуть ниже. Б.А. Рыбаков пишет, что в сказках былинный Иван Годинович стал называться Иваном-царевичем. Не подлежит сомнению, что Иван Годинович — это один из поздних “псевдонимов” Ярилы. Заметим попутно, под каким еще несравненно более известным именем, по-нашему мнению, фигурирует Ярила в русском былинном эпосе. Судя по всему, Ярила — это никто иной, как Алеша Попович. Вспомним: Алеша — молод, красив, у него слава “бабьего прелестника”. Едва, например, Добрыня Никитич уезжает со двора совершать свои подвиги, как Алеша тут же начинает ухаживать за его женой (очень часто именуемой Анастасией) и предлагает ей выйти за него замуж, коварно уверяя ее, что Добрыня погиб и она осталась вдовой. Свадьбу расстраивает только возвращение домой Добрыни. В то же время Алеша Попович — настоящий богатырь, доблестный воин. В одной из народных песен, приводимой П.И. Мельниковым-Печерским при описании похорон Ярилы, поющие называют последнего “Алешенькой” . Из всех возможных языческих богов наиболее вероятным “прототипом” Алеши Поповича, судя по всему, может быть только Ярила. Скажем еще о значении самого слова “Кострома”. Скорее всего, правы исследователи, выводящие его этимологию из названий растений, точнее — их пучков (вязанок). А.Н. Афанасьев писал, что кукла Кострома, вероятно, “приготавливалась не только из соломы, но также из сорных трав и прутьев, и что именно поэтому она получила название Костромы. В областных говорах слово кострома означает: прут, розгу и растущие из ржи сорные травы; костра, кострец, костер, костера — трава метелица, костерь, костеря — жесткая кора растений, годных для пряжи, кострыка — крапива, кострубый (кострубатый) — шороховатый, в переносном смысле: придирчивый, задорный” В.И. Даль сообщает, что в Тульской губернии слово “кострома” означало “розги, пук прутьев, батоги”. В письменных источниках зафиксировано слово “кострома” в значении — “пучок прутьев, батогов”. Перевод Б.А. Рыбаковым Костромы как “Костро-ма”, т.е. “поросшая земля” (76), носит искусственный характер и вряд ли соответствует действительности. Подведем итоги. Судя по всему, Кострома почиталась древними славянами как богиня плодородия и подземного царства мертвых. В один из дней “макушки лета” наши предки устраивали ей торжественные “похороны”, в конце которых ее соломенное чучело растрепывали и топили в воде реки или озера. Вскоре происходили “похороны” Ярилы, отправлявшегося в подземное царство Кащея Бессмертного за похищенной Костромой. Странствия Ярилы, завершающиеся тем, что он находил, где спрятана Кащеева смерть, и побеждал владыку подземного царства, занимали большую часть года, и только весной Ярила и Кострома возвращались на землю (раз ежегодно совершались “похороны” Костромы, то, конечно, столь же регулярно проходили и ее встречи, но пока трудно определить, какой именно из весенних праздников наших предков был посвящен встрече вернувшейся на землю Костроме). На земле все цвело и росло, однако, через определенное время Кащей, заслуженно подтверждая тем самым славу “Бессмертного”, каким-то чудесным образом воскресал и вновь принимался за старое — похищал Кострому, вынуждая Ярилу опять отправляться в долгое и опасное путешествие в Кащеево царство. Скорее всего, Кострома приходилась дочерью Матери-Сырой-Земле (аналог греческой Деметры), которая после похищения дочери Кащеем погружалась в неутешное горе… После “похорон” Костромы лето, миновавшее свою вершину, клонилось к концу, в природе начиналось увядание, леса одевались в багрец и золото, наступала зима, длившаяся до возвращения Ярилы и Костромы. После принятия христианства Кострома не исчезла. Обряд ее “похорон” во многих местах России дожил до конца XIX века. Сменив имя, Кострома осталась в русском фольклоре — в былинах и сказках. В пантеоне христианских святых появилась ее православная преемница — святая мученица Анастасия.